Затем мемористы опровергли философов, доказав что финитум — это часть мемориума, лежащая в бесконечно удалённой в будущем точке времени. Что-то вроде предела последовательности временной цепочки. Финитум — конечная цель развития Вселенной, итог который может быть достигнут только в бесконечности. Так сказать, несбыточный идеал, к которому нужно стремиться, исполнение всех «мечт». Однако философские споры о природе финитума не утихли до сих пор. Виктор знал только одно, что в такие дебри не забирался даже тёртый ложачник Рома Гунявый.
В зале погружения на бортике мемкапсулы сидел мрачный ассистент Андрей Юшечкин. Увидев Холодова, он сердито кивнул.
— Здорово! А ты, оказывается, жулик! А я-то думал…
Как быстро вежливый юноша перешёл на «ты»! Хотя, правильно, чего с жуликом-мемачом церемониться.
— Утро доброе! А ты, оказывается, нацист! — в тон ему ответил Виктор.
— Я не нацист! — вскинулся ассистент.
— Ну, националист. Я в не разбираюсь в сортах…
— И не националист! — перебил Холодова Юшечкин.
— А кто же ты? Космополит?
Ассистент не стал ввязываться в спор. Он поколупал бортик мемкапсулы и спросил:
— Ты знаешь, куда отправляемся? В погоню за каким-то Малыгиным.
— Знаю. Говорят, ты финитум как пять пальцев знаешь.
— Преувеличивают. Был там раз пять всего, — равнодушно возразил ассистент и пожаловался: — Плохо без мемнавигатора по финитуму шастать!
— Из-за тебя, между прочим.
Юшечкин удивлённо вскинул брови:
— А мне сказали, что из-за тебя. Мол, ты жулик: выхватишь хистприбор и удерёшь.
— Куда я денусь из мемкапсулы, — пробормотал Виктор, соображая, для чего это нужно Бурлакову.
Ассистент поковырял бортик и добавил:
— В финитуме запросто можно заблудиться. Он ведь не одно целое.
— Два целых?
— Много целых. Финитум как бы куча альтерн. Мы их пропосами называем Потому что у каждой системы своя цель. И у социальных групп у каждой свой пропос. И у политических партий. Есть анархистские пропосы, православные, социалистические, обывательские…
— Значит, Малыгин отправился в какой-нибудь нацистский пропос, — резонно заметил Виктор. — Там его и прижучим.
— Понятно, что в нацистский. Но по финитуму так просто не полазаешь. Там в нужный пропос попадаешь с третьего-четвёртого раза. Так что за Малыгиным мы ещё побегаем по пропосам. Туговато нам придётся без мемнавигатора.
— Тебе-то зачем Малыгин? — поинтересовался Виктор. — Я — жулик, меня обстоятельства прижали. А ты? Послал бы к чёрту Мемконтроль да домой поехал.
— Воздвиженский — мой научный руководитель, — уныло проговорил Юшечкин. — Диссертацию у него пишу кандидатскую. Он попросил помочь Мемконтролю.
— Понятно. Ты помогаешь Мемконтролю, профессор тебе помогает с диссертацией. Знакомая история, — ухмыльнулся Холодов. — Что ж, поздравляю с выбором нескучного руководителя, коллега! Интересно, чем Бурлаков профессора соблазнил? Званием члена-корреспондента?
— Профессор ведь с националистами… — неуверенно предположил ассистент.
— Да ладно! У нас демократия, каждый имеет право на любую точку зрения. Националисты с экранов выступают. Вот и пойми наше государство, когда с одной стороны «не допускать расовой неприязни», а с другой — «свобода политических взглядов». Диалектика сплошная!
Виктор вздохнул и нехотя полез в мемкапсулу.
В пропосе, куда погрузились Холодов с Юшечкиным, был ранний вечер. Виктора ослепил неоновые огни многочисленных рекламных вывесок, в основном на английском языке, перемигивающихся на все лады, и оглушил гул вечернего мегаполиса. Путешественники стояли на тротуаре, в паре шагов от них по широкому многополосному проспекту неслись иномарки, с виду не самые дешёвые. Вокруг высились небоскрёбы, верхние этажи которых терялись в облаках. На первых этажах небоскрёбов виднелись дорогие элитные бутики и многочисленные уютные кафе, в которых можно было заказать что-нибудь эстетско-сибаритское вроде глинтвейна или кофе с пирожными.
Прохожих было много, все были полупрозрачные, что неудивительно: ведь это были идеальные жители идеального мира, которые никогда не существовали в реальности. Бросалось в глаза, что на лицах у них были жизнерадостные и немного неестественные улыбки. Пока фатумист озирался, его несколько раз толкнули прохожие хипстерского вида, снующие туда-сюда по тротуару. Толкнувшие, улыбнувшись пошире, немедленно извинялись, но тут же, оглядев путешественников, прятали глаза и быстрым шагом спешили прочь.
Взглянув на ассистента, Виктор понял, в чём тут дело. Вид у Юшечкина, очевидно, не вписывался в здешние стандарты моды: кожаная куртка без воротника, камуфлированные узкие штаны, тяжёлые берцы и бритая наголо голова с вытатуированной на затылке свастикой. Глянув себе под ноги, Холодов увидел такие же военные ботинки у себя на ногах. Проведя по затылку рукой, он ощутил под ладонью гладкость черепа.
Ассистент, посмотрев на Виктора, расхохотался:
— Ну и вид у тебя!
— У тебя не лучше! — огрызнулся фатумист. — Интересно, какой дурак нас так вырядил?
— Меминженеры. Мы ведь отправляемся на поиски националиста, значит, и вид должен быть соответствующий для маскировки, — логично рассудил Юшечкин. — Так они рассудили.
— Знали ведь, идиоты, что мы не сразу в нужный пропос попадём! — продолжал возмущаться Виктор, распугивая окружающих хипстеров. — А если бы к коммунистам попали, нас бы в пять секунд в распыл пустили! Эй, Бурлаков! — крикнул фатумист, активируя мемсвязь. — Ты чего нас как клоунов вырядил?!